Но главная задача композитора не только в том, чтобы воссоздать национальный или региональный колорит (хотя он это делает увлеченно и тонко), но обнажить философско-психологический стержень сонетов Лорки: образ Любви-Смерти. И вот перед слушателем – шесть музыкальных ипостасей этого образа: затаенная скорбь в первом сонете (голос и фортепиано), надрывная ламентация во втором (голос и скрипка), неистово-страстная пляска Смерти с нерегулярной, как в песнях басков, метрикой в третьем (голос, рояль, скрипка,). С четвертого сонета начинается новая волна развития образа Любви-Смерти: от торжественной и в то же время исступленной сарабанды (скрипка соло) через знойно-томительную мольбу (сопрано соло) – и кульминации всего цикла – пятому сонету, в котором на фоне горделивых ритмов хабанеры и "аккордов томления" совершается слияние любовной грезы и предсмертной муки, а в конце вновь возникает тритоновый вопль скрипки (реминисценция второго сонета). И, наконец, в последнем, шестом сонете наступает успокоение в парадоксальном сочетании сегедильи с колыбельной (такое сочетание встречается в народных песнях). Но это не убаюкивающая колыбельная, а, как часто бывает у Лорки, колыбельная умиротворения в смерти. И в то же время шестой сонет – это эпическое послесловие, размыкающее трагическую напряженность всего цикла.